Родная деревня светилась родными огоньками совсем рядом. Я не верил своим глазам. Мир повернулся вокруг себя. В темноте кое-как я добрался до огородов, прошел в деревню. Дома никого почему-то не было. Я залез на печь и уснул как убитый, не зная, что случилось с моими коровами.
Коровы же, как выяснилось позже, в тот вечер проломили осек и вышли в хлебное поле соседнего колхоза. Их всех загнали в пустое гумно . Моей матери грозила жуткая кара за потраву, случившуюся по моей вине.
Но это уже совсем другая история…
Рассказы о всякой живности
Федя живет в большом деревенском доме вдвоем с женой. Зовут жену Еленой, а он почему-то все время величает Егоровной. Хотя Егоровне всего сорок лет и она даже не помышляет о пенсии – работает дояркой. Федя же возит почту. Детей у них нет.
Каждое утро он выносит на крыльцо седло и почтовую сумку, затем идет за лошадью и седлает. Потом долго пьет чай. Только после всего этого едет в центр, как он называет деревню, в которой почтовое отделение.
Федя очень любит животных. Кого только нет в доме! Две кошки живут в комнатах, и обе весьма чистоплотны. В большом хлеву обычно помещается корова Поляна и теленочек. Две гусыни и гусь ночуют в загородке между хлевами, пять кур и один петух живут зимой в хлеву, а летом на верхнем сарае. Держат Федя с Еленой еще поросенка, правда не каждый год, и всегда называют его одинаково: Кузей. Но самый умный среди всей этой многочисленной живности – это конечно же пес Валдай.
Так вот, Федя ежедневно ездит через лес за семь километров, чтобы привезти в эти края письма, газеты и переводы. Для этого колхоз выделил ему коня по кличке Верный. Федя сам ухаживает за ним. Не ставить же из-за одного Верного специального конюха?
В деревне когда-то была конюшня на сто двадцать лошадей. Теперь половина конюшни развалилась. Вторую, еще не разрушенную половину занимал один Верный. Скучно жить одному во всей конюшне, особенно зимой, когда такой собачий холод да еще почти без еды. Сена из-за плохого сенокоса нынче выделили мало. В зимнем рационе всего пять кило в сутки. Овса же, так обожаемого всеми лошадьми, нет и в помине. Но что значат пять кило сена для такого большого коня?
Обо всем этом я узнал, заехав сюда случайно. С Федей мы познакомились, как он говорит, "на базе рыбной ловли". База эта была главной, но, разумеется, не единственной. Я ночевал у Феди и зажился на несколько дней, а потом довольно часто приезжал в эти края.
Однажды весной
В понедельник у Верного был выходной. В этот день почтовое отделение не работало. Сена в кормушке нет. Верный погрыз доску в стойле и подошел к окошку. Он даже пошатывался от голода. Окошко в конюшне длинное и узенькое. Вчера Федя выставил раму, говоря:
– Сена нет, так пусть хоть на свежем воздухе…
Верный повернул голову и просунул ее на улицу.
А на улице – весна, снегу как не бывало. Но ведь и травы тоже нет! Верный шумно вздохнул и поглядел вдоль деревни. Ребята бежали в школу и вдруг видят: из окна конюшни торчит большая лошадиная голова.
– Верный! Верный! – закричали.
Конь навострил уши. Ребята подошли ближе и по очереди стали дотягиваться, чтобы погладить. Верный тихо заржал, потом начал шлепать большой и мягкой губой.
– Наверное, есть хочет! – сказал один из мальчиков, доставая из портфеля кусок воложного пирога. Он предложил пирог коню. Верный неторопливо, но жадно сжевал этот кусок.
Потом съел второй кусок, третий, четвертый… Ребята скормили коню все свои школьные завтраки, припасенные дома.
– Ленька, а ты чего? Давай, нечего жадничать.
Самый маленький мальчик насупился и чуть не заплакал.
– У меня только яйцо, – сказал он. – И две конфеты…
– Ну и что?
Ленька открыл полевую, видимо еще отцовскую, сумку. Яйцо, сваренное вкрутую, быстро очистили. Верный съел и яйцо. Правда, раскрошил половину. Конфет было, конечно, жалко. Но все равно распечатали. Верный съел и конфеты. Больше ни у кого не было ничего съестного. Ребята побежали. Школа была далеко, в другой деревне. Они боялись, что опоздают. Верный долго смотрел им вслед.
Так он научился есть конфеты и яйца. Особенно повезло Верному через неделю, Первого мая, когда ребята получили в школе подарки.
А тут скоро и травка пошла, свежая и такая зеленая. Не чета соломе. И Верный понемногу стал опять поправляться.
Курьер
Федя возил почту третий год. Зимой в санях, летом в седле. Слева к седлу он приторачивал почтовую сумку с письмами и газетами, справа торчала какая-нибудь посылка. Что говорить, не очень-то надежный был почтальон! Иногда он отдавал письмо соседу, сосед передавал другому соседу. И письмо долго ходило по рукам, попадая куда нужно месяца через два. Не зря дедко Остахов, который жил на отшибе, в конце деревни, называл Федю "кульером".
Зато газеты и переводы Федя развозил очень тщательно. Верный сам знал, к какому дому нужно сворачивать. Федя, не слезая с седла, совал газету в скобу ворот и ехал дальше. Он частенько боялся слезать, потому что залезть обратно в седло иногда просто не мог. В седле же он сидел даже в такие дни очень прочно. Федя рассказывал: "Один раз ехал да кепку с головы обронил. Ох, думаю, не буду слезать, завтра все равно обратно поеду. На другой день гляжу: кепочка-то лежит. Никуда не девалась".
Все же однажды Верный притопал с почты без почтальона. Сумка, притороченная к седлу, держалась крепко, и Верный на всем пути во всех деревнях ни разу не ошибся. Он по очереди подходил ко всем домам, в которых выписывали газеты. Люди, которые были дома, выходили и брали из сумки нужную газету. Верный зашел даже к дедку Остахову – тот выписывал "Сельскую жизнь". Конь встал у остаховского крылечка и постоял ровно столько, сколько стоял всегда. Однако дедко Остахов не посмел без спросу взять из сумки газету. Верный постоял у крыльца и пошел дальше, а дедко глядел и качал головой, глядел и качал:
– До чего наука дошла!
Федя пришел домой только через два дня.
С почтальонов его сразу сняли и поставили в кладовщики. На Верном же стали возить с фермы навоз, но все равно еще долго Федю называли курьером.
Верный и Малька
Малька – это такая злющая собачонка, что хуже уже некуда. Сама маленькая, ножки что спички и очень кривые, а злости больше, чем у тигра. Она жила у одинокой пенсионерки Лидии. Бывало, к Лидии никто не ходил гулять, даже по праздникам. Собачка всегда облает гостя, а то еще и за ногу тяпнет. Прямо до крови. Лидия уже говорит с посетителем, уже, кажется, ясно, что злиться нельзя, а Малька все рычит и рычит. Откуда столько злости бралось?
Однажды я наблюдал за Верным. Он щипал на лужайке траву и никому не мешал. На спину ему села молодая галка и давай выщипывать шерсть. Я понял, что мерин как раз линяет. Галка поскакивала на конской спине взад и вперед. Верный даже не поднимал головы. Он усердно ел траву и только махал хвостом, словно подбадривал галку: "Дергай, дергай! Мне этой линялой шерсти нисколько не жалко". Галка набрала полный клюв шерсти и улетела. Верный лег и начал кататься по земле, дрыгая своими большими ногами. Копыта так и мелькали в воздухе. Видимо, спина сильно чесалась – с таким удовольствием катался мерин по травке.
И вдруг ни с того ни с сего – Малька.
С яростным, переходящим на визг лаем она бросилась на Верного. Верный вскочил на все свои четыре ноги. Он широко расставил передние ноги, наклонил голову и вытянул шею. Недоуменно замер. Что, мол, такое? Откуда столько шуму? А Малька наглела все больше и больше. Она подскакивала к самой морде коня и готова была в нее вцепиться.
Верный терпел, терпел да как фыркнет! Малька даже отлетела в сторону. Верный бросился за ней, она от него.
С того дня ему не стало от Мальки житья. Раньше Верный ходил пить воду когда захочется. Теперь стало совсем не то.
Дорога на речку шла мимо дома Лидии. Малька каждый раз бросалась и лаяла на него, но всегда держалась на безопасном расстоянии. Верный наверняка ее не боялся, но кому же приятно слушать заливистый лай и полусумасшедший визг? И мерин бежал под горку к воде, от греха подальше. Малька, видимо, принимала это за доказательство своей силы, она злобно преследовала его до середины спуска. Потом возвращалась к своему исходному рубежу и стихала. Верный, как мне казалось, без всякого аппетита пил воду, потом возвращался наверх, в деревню. И Малька опять яростно налетала на Верного.
Неизвестно, чем кончилось бы все это безобразие, если б дорога не просохла и через деревню не стали ходить машины. Малька неожиданно отступилась от Верного и начала с еще большей яростью преследовать автомобили. Особенно не любила она велосипеды и "газики".
Федор Абрамов, Виктор Астафьев, Валентин Распутин, Владимир Солоухин, Василий Шукшин… В этом ряду стоит имя замечательного русского писателя Василия Ивановича Белова.
Родился Белов на Вологодчине, в деревне Тимониха, 23 октября 1932 года. Там, в родной деревне, он живет и сейчас. Много пишет, встречает с любовью гостей и близких людей.
Однажды В. Белова спросили: «Как поживает ваша Тимониха?» Писатель честно ответил: «Ее уже нет. Это и печалит… Судьба Тимонихи типична для многих тысяч русских деревень. Там, где со времен Даниила Заточника звучали песни и бегали ребятишки, дымились трубы, мычали коровы, теперь одна трава и кусты…»
И на самом деле, жителей в Тимонихе осталось совсем мало. Но это родная земля, любимый край. Именно Василий Белов отстроил заново деревенскую церковь и сам выполнил все плотницкие работы. За восстановление храма в родной деревне Патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил его орденом Святого Даниила.
Сегодня Василий Белов – крупный писатель и общественный деятель. Признанием его заслуг стало присуждение Государственной премии в 1981 году и награждение орденом Трудового Красного Знамени в 1983 году, орденом Ленина – в 1984 году. Ему также присуждена литературная премия Союза писателей имени Л.Н. Толстого в 1992 году и Всероссийская литературная премия имени Аксакова в 1996 году.
Но разве это главное в творчестве писателя? И разве об этом вспоминаем мы, читая книги Василия Белова?
Творчество писателя отобразило все многообразие жанров русской литературы: рассказы (среди них – психологические этюды, поэтические миниатюры, новеллы), социально-аналитическая повесть, повесть-раздумье, семейная, бытовая повесть, эпический роман, очерки о народной эстетике, пьесы, публицистика… В них слилось смешное и трагическое, большое и малое.
Первой книгой Василия Белова стал сборник стихов «Деревенька моя лесная» (1961). Тогда же была опубликована и его повесть «Бердяйка». Василий Белов, мало кому известный мастер, стал автором совершенно замечательной повести «Привычное дело», опубликованной в журнале «Север» (1966). Журнал издавался в Петрозаводске, а повесть немедленно приобрела самую широкую известность, и о ней тут же заговорили как о значительном литературном (и общественном!) явлении.
Пройдет время, и Василий Белов напишет еще немало замечательных произведений. Среди них – «Плотницкие рассказы», опубликованные в самом популярном тогда московская журнале «Новый мир»(1968), «Лад. Очерки о народной эстетике» (1979), «Кануны» (1972), роман «Все впереди» (1985).
Любимая тема Василия Белова – крестьянская. И здесь он выступает продолжателем традиций русской классики. Колоритные картины деревенского быта, яркая и причудливая речь; замечательные образы русских людей – удивительные портреты, сильные характеры; и такой знакомый мир родной природы: «Все было затоплено ярким вешним солнцем, река мерцала острыми золотыми звездами, над теплым, наполовину вспаханным полем дрожали прозрачные волнистые струи…» (рассказ «Поющие камни», 1973).
В наше время проза Василия Белова – как глоток родниковой воды. Она обновляет, дает силы и укрепляет дух. Она несет человеку очищение, помогает вернуть ему любовь и надежду, веру в самого себя и в людей вообще. Она разрешает прикоснуться ко всему живому, ощутить к нему близость, будит совесть и позволяет познать народную мудрость и чистоту.
Прочитайте рассказы и повесть, которые вошли в этот сборник. Непростому и запутанному взрослому миру автор противопоставляет детскую непосредственность, искренность и доверчивость. Героев его произведений отличают неравнодушие, открытость и чистота. И любовь. Любовь ко всему живому и близкому, большому и малому. И оказывается, что это любовь к родной земле, отчему дому.
Каникулы
Маленькая детская повесть
(Мечты. Где Хомутов? Бабка Клювиха.
В засаде. Побег.)
Если бы купить самолет либо попросить какого-нибудь летчика, чтобы залететь повыше и прыгнуть вон на то облако! Вот было бы мягко! Тут уж ногу не отшибешь: бухнулся бы как на подушку. А потом бы давай кувыркаться вниз, и опять бы лезть вверх, и опять бы вниз, но чтобы подальше от края. Деревня и лес были бы как на блюдечке. Можно бы набрать в карманы мелких камней и кидать сверху в коров. Только чтобы в глаз не попало. Ни одна бы не усвистала за речку!
Или бы вырыть подземный ход. Сквозь всю гору под самой деревней. А после бы, когда останется чуть-чуть, проколупать маленькую круглую дырку и смотреть через нее. Тебя бы никто не видел, зато все поле как на ладошке. Стасик сегодня как раз пасет коров. И вот выскочить бы невзначай прямо у него под носом! Или бы собрать в одно место всех зверей, накормить до отвала, а после бы…
Раздался громкий стук. Это мать колотила в стену березовым коромыслом:
– Минька! Минька, бес, кому говорят, ступай домой. Самовар давно на столе.
Легко сказать, ступай! Минька сидел верхом на крыше, и, чтобы спуститься вниз, надо было пролезть в дыру на чердак. Потом пройти по длинной балке на большой высоте, затем пробраться на угол и уже по нему спускаться на безопасное место, цепляясь за щели и выступы. Хорошо, если не разорвешь о какой-нибудь гвоздь штаны либо не раскровенишь брюхо.
Пить чай нисколечко не хотелось. Но все же пришлось лезть через все дыры и спускаться вниз. В избе Минька взял кусок пирога, испеченного с луком, и опять на улицу. Сегодня ни капусту полоть, ни доставать для нее воду из колодца. Надоела же эта капуста хуже горькой редьки! Каждый день поливаешь, а что толку? Не растет.
Минька решил посмотреть в колодец. Далеко внизу виднелось отражение, вся голова была не более пятачка. Учитель Сергей Михайлович однажды рассказывал, что если глядеть из глубокого колодца, то даже в полдень можно увидеть звезды. Минька посмотрел на небо. Но какие же звезды в такую жару? Хотел было снова залезть на крышу, но он не любил делать два раза одно и то же.
Сказать по правде – скучно. Деревня такая маленькая, что в ней и всего-то десять домов. До соседней деревни два километра, а до клуба и школы-интерната целых пять. В школе нынче сделали летний лагерь. Минька, Стасик и Хомутов перешли в шестой класс. Правда, Хомутов остался на осень по русскому, вот козел! За изложение он получил двойку, потому что не поставил трех запятых. А переносы, так эти совсем не умеет делать. Где он сейчас?
И Минька отправился искать Хомутова.
По деревне летел пух одуванчиков. Пели петухи, чирикали ласточки. Да, совсем маленькая деревня. Не успеешь оглянуться, как опять подошла очередь коров пасти. Колхозных-то пасет постоянный пастух. И вот Стасик, бедняга, пасет сегодня этих личных коров, а дома ли Хомутов, еще неизвестно. Но если и дома, то кто знает, отпустит ли его бабка.
С бабкой Клювихой у Миньки уже нынче летом произошли две неприятные истории. Одна из-за ихнего кота, другая из-за самой Клювихи. Конечно, в первый раз они с Хомутовым были виноваты, хотя тоже не очень. Они хотели помирить кота со Стасиковым Тузиком, для чего выпустили из клетки цыплят и посадили туда сначала Тузика, потом кота. Результатов никаких не было. Даже хуже. Кот вцепился Тузику в нос. Тузик прокусил у кота ухо. Поднялось такое побоище, что цыплятница заходила ходуном и перевернулась. Дверца раскрылась. Кот вылетел оттуда как чумной. Он до вечера шипел на людей, не то что Тузик. Бабка смазала кота коровьим маслом, чтобы скорей заживали больные места. Он облизал свою масленую морду и успокоился, зато бабка наябедничала Минькиной матери. Второй раз Клювиха напустилась на Миньку совсем уж ни с того ни с сего, только за то, что он просто зашел к Хомутову. Этот раз даже вспоминать неохота, до чего противно.
- Вовка-сатюк / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 1: Роман. Рассказы. – С. 449–457.
- Даня / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 1: Роман. Рассказы. – С. 442–446.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Жадный петух / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 439–441.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Как воробья ворона обидела / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 437–439.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Каникулы: маленькая детская повесть / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 448–494.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Катюшин дождик: [рассказы: для детей / В. Белов; ил. : С. Косенков]. – Воронеж: Центр.–Чернозем. кн. изд–во, 1969. – с. : ил.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Мальчики / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 1: Роман. Рассказы. – С. 348–357.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Мамина дочка / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 429–430.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Мишук: (сказка для Анюты) / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 422–429.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Мышонок, бабушка и кот / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 434–436.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - На сенокосе / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 443–445.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Око дельфина / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 533–542.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Про Мальку: рассказы / В. Белов; [предисл. Е. Носова] ; рис. И. Шипулина. – М. : Дет. лит., 1981. – 32 с. : ил. – (Читаем сами).
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Птички–рукавички / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 436–437.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Радуга / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 430–433.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Рассказы о всякой живности / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 495–532.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Скворцы / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 1: Роман. Рассказы. – С. 466–473.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Тезки / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 1: Роман. Рассказы. – С. 457–466.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки) - Шарик / В. Белов // Избранные произведения: в 3 т. / В. Белов. – М., 1983. – Т. 2: Повести. Рассказы. – С. 441–443.
(Доступ к полному тексту открыт только в стенах библиотеки)
© Белов В., 1989
© Воронов Ю., иллюстрации, 1989
© Оформление серии. ОАО «Издательство «Детская литература», 2007
Об авторе этой книги
Федор Абрамов, Виктор Астафьев, Валентин Распутин, Владимир Солоухин, Василий Шукшин… В этом ряду стоит имя замечательного русского писателя Василия Ивановича Белова.
Родился Белов на Вологодчине, в деревне Тимониха, 23 октября 1932 года. Там, в родной деревне, он живет и сейчас. Много пишет, встречает с любовью гостей и близких людей.
Однажды В. Белова спросили: «Как поживает ваша Тимониха?» Писатель честно ответил: «Ее уже нет. Это и печалит… Судьба Тимонихи типична для многих тысяч русских деревень. Там, где со времен Даниила Заточника1
Даниил Заточник
– древнерусский книжник XII в., автор знаменитого «Моления».
Звучали песни и бегали ребятишки, дымились трубы, мычали коровы, теперь одна трава и кусты…»
И на самом деле, жителей в Тимонихе осталось совсем мало. Но это родная земля, любимый край. Именно Василий Белов отстроил заново деревенскую церковь и сам выполнил все плотницкие работы. За восстановление храма в родной деревне Патриарх Московский и всея Руси Алексий II наградил его орденом Святого Даниила.
Сегодня Василий Белов – крупный писатель и общественный деятель. Признанием его заслуг стало присуждение Государственной премии в 1981 году и награждение орденом Трудового Красного Знамени в 1983 году, орденом Ленина – в 1984 году. Ему также присуждена литературная премия Союза писателей имени Л.Н. Толстого в 1992 году и Всероссийская литературная премия имени Аксакова в 1996 году.
Но разве это главное в творчестве писателя? И разве об этом вспоминаем мы, читая книги Василия Белова?
Творчество писателя отобразило все многообразие жанров русской литературы: рассказы (среди них – психологические этюды, поэтические миниатюры, новеллы), социально-аналитическая повесть, повесть-раздумье, семейная, бытовая повесть, эпический роман, очерки о народной эстетике, пьесы, публицистика… В них слилось смешное и трагическое, большое и малое.
Первой книгой Василия Белова стал сборник стихов «Деревенька моя лесная» (1961). Тогда же была опубликована и его повесть «Бердяйка». Василий Белов, мало кому известный мастер, стал автором совершенно замечательной повести «Привычное дело», опубликованной в журнале «Север» (1966). Журнал издавался в Петрозаводске, а повесть немедленно приобрела самую широкую известность, и о ней тут же заговорили как о значительном литературном (и общественном!) явлении.
Пройдет время, и Василий Белов напишет еще немало замечательных произведений.
Любимая тема Василия Белова – крестьянская. И здесь он выступает продолжателем традиций русской классики. Колоритные картины деревенского быта, яркая и причудливая речь; замечательные образы русских людей – удивительные портреты, сильные характеры; и такой знакомый мир родной природы: «Все было затоплено ярким вешним солнцем, река мерцала острыми золотыми звездами, над теплым, наполовину вспаханным полем дрожали прозрачные волнистые струи…» (рассказ «Поющие камни», 1973).
В наше время проза Василия Белова – как глоток родниковой воды. Она обновляет, дает силы и укрепляет дух. Она несет человеку очищение, помогает вернуть ему любовь и надежду, веру в самого себя и в людей вообще. Она разрешает прикоснуться ко всему живому, ощутить к нему близость, будит совесть и позволяет познать народную мудрость и чистоту.
Прочитайте рассказы и повесть, которые вошли в этот сборник. Непростому и запутанному взрослому миру автор противопоставляет детскую непосредственность, искренность и доверчивость. Героев его произведений отличают неравнодушие, открытость и чистота. И любовь. Любовь ко всему живому и близкому, большому и малому. И оказывается, что это любовь к родной земле, отчему дому.
Каникулы
Маленькая детская повесть
1
(Мечты. Где Хомутов? Бабка Клювиха.
В засаде. Побег.)
Если бы купить самолет либо попросить какого-нибудь летчика, чтобы залететь повыше и прыгнуть вон на то облако! Вот было бы мягко! Тут уж ногу не отшибешь: бухнулся бы как на подушку. А потом бы давай кувыркаться вниз, и опять бы лезть вверх, и опять бы вниз, но чтобы подальше от края. Деревня и лес были бы как на блюдечке. Можно бы набрать в карманы мелких камней и кидать сверху в коров. Только чтобы в глаз не попало. Ни одна бы не усвистала за речку!
Или бы вырыть подземный ход. Сквозь всю гору под самой деревней. А после бы, когда останется чуть-чуть, проколупать маленькую круглую дырку и смотреть через нее. Тебя бы никто не видел, зато все поле как на ладошке. Стасик сегодня как раз пасет коров. И вот выскочить бы невзначай прямо у него под носом! Или бы собрать в одно место всех зверей, накормить до отвала, а после бы…
Раздался громкий стук. Это мать колотила в стену березовым коромыслом:
– Минька! Минька, бес, кому говорят, ступай домой. Самовар давно на столе.
Легко сказать, ступай! Минька сидел верхом на крыше, и, чтобы спуститься вниз, надо было пролезть в дыру на чердак. Потом пройти по длинной балке на большой высоте, затем пробраться на угол и уже по нему спускаться на безопасное место, цепляясь за щели и выступы. Хорошо, если не разорвешь о какой-нибудь гвоздь штаны либо не раскровенишь брюхо.
Пить чай нисколечко не хотелось. Но все же пришлось лезть через все дыры и спускаться вниз. В избе Минька взял кусок пирога, испеченного с луком, и опять на улицу. Сегодня ни капусту полоть, ни доставать для нее воду из колодца. Надоела же эта капуста хуже горькой редьки! Каждый день поливаешь, а что толку? Не растет.
Минька решил посмотреть в колодец. Далеко внизу виднелось отражение, вся голова была не более пятачка. Учитель Сергей Михайлович однажды рассказывал, что если глядеть из глубокого колодца, то даже в полдень можно увидеть звезды. Минька посмотрел на небо. Но какие же звезды в такую жару? Хотел было снова залезть на крышу, но он не любил делать два раза одно и то же.
Сказать по правде – скучно. Деревня такая маленькая, что в ней и всего-то десять домов. До соседней деревни два километра, а до клуба и школы-интерната целых пять. В школе нынче сделали летний лагерь. Минька, Стасик и Хомутов перешли в шестой класс. Правда, Хомутов остался на осень по русскому, вот козел! За изложение он получил двойку, потому что не поставил трех запятых. А переносы, так эти совсем не умеет делать. Где он сейчас?
И Минька отправился искать Хомутова.
По деревне летел пух одуванчиков. Пели петухи, чирикали ласточки. Да, совсем маленькая деревня. Не успеешь оглянуться, как опять подошла очередь коров пасти. Колхозных-то пасет постоянный пастух. И вот Стасик, бедняга, пасет сегодня этих личных коров, а дома ли Хомутов, еще неизвестно. Но если и дома, то кто знает, отпустит ли его бабка.
С бабкой Клювихой у Миньки уже нынче летом произошли две неприятные истории. Одна из-за ихнего кота, другая из-за самой Клювихи. Конечно, в первый раз они с Хомутовым были виноваты, хотя тоже не очень. Они хотели помирить кота со Стасиковым Тузиком, для чего выпустили из клетки цыплят и посадили туда сначала Тузика, потом кота. Результатов никаких не было. Даже хуже. Кот вцепился Тузику в нос. Тузик прокусил у кота ухо. Поднялось такое побоище, что цыплятница заходила ходуном и перевернулась. Дверца раскрылась. Кот вылетел оттуда как чумной. Он до вечера шипел на людей, не то что Тузик. Бабка смазала кота коровьим маслом, чтобы скорей заживали больные места. Он облизал свою масленую морду и успокоился, зато бабка наябедничала Минькиной матери. Второй раз Клювиха напустилась на Миньку совсем уж ни с того ни с сего, только за то, что он просто зашел к Хомутову. Этот раз даже вспоминать неохота, до чего противно.
Минька приблизился к Хомутовскому огороду. В изгороди имелась щель между жердями. Он пролез в огород и залег в траве, как партизан. Запах травы кружил голову, кузнечики трезвонили слева и справа. Букашки и комары кусались, щекотались и ползали по босым ногам. Минька приподнялся в траве и осмотрел дом. Окно раскрыто – значит, Хомутов и бабка были на месте. Минька пополз ближе. Чтобы вызвать на улицу Хомутова, надо свистнуть либо тихонько бросить в раму шишкой от лопуха. Чего он там сидит, как тетёра?
Минька вытянул из травы шею. Вдруг его даже подкинуло: в спину, между лопатками, кто-то больно стукнул граблевищем.
– Нечистый дух! – Клювиха, которая стояла над ним, уже приноравливалась стукнуть еще. – Шельма, всю траву перемял!
Минька вскочил. Прямо через крапиву он бросился к изгороди, перемахнул ее, такую высокую, и не помнил, как оказался на околице за деревней.
«Хорошо еще, что не в голову», – подумал Минька насчет бабкиного граблевища.
Вызвать Хомутова стало совсем невозможно. Стасик пас коров, а Хомутов делает неизвестно что. И Минька решил накопать червей, чтобы пойти с удой в лес на Гришин омут.
В деревне все еще ругалась бабка Клювиха, и Миньке стало жаль Хомутова. Где-то он сейчас? Наверно, послали за хлебом, либо сидит на лавке, а бабка ругает его или иголкой достает у него из ноги занозу.
2
(Раздумья на оводах. Русалка. Как гнали деготь. Новые планы и новые неприятности.)
Каким ты был, таким остался,
Орел степно-о-о-й, казак лихой!
Шел Минька и орал во все горло. Еще махал удилищем. Махнешь раз – воздух свистнет.
Махнешь два – удочка даже прогибается. С чего бы так?
Чибис поднялся с луга и давай пищать, давай над головой летать, как будто его грабят! Высоко висели белые облака, шумел за кустами Евлахин трактор. На этом голубом «Беларусе» возят молоко на завод с соседней фермы. Ох и жук этот Евлаха! Прошлой зимой пропил колхозный тулуп, а отец Стасика, бригадир, даже ничего не мог сделать. Ругал, ругал Евлаху, а что толку? Тулупа-то нет.
Зачем, зачем ты снова повстречался?
Но ты и дорог мне такой.
Минька почувствовал, что пропустил какие-то слова, но решил не вспоминать и петь все сначала, чтобы слова вспомнились сами. Но тут ему стало не до песен. Дорога пошла по ольховым кустам, начиналось небольшое болотце. На Миньку сразу набросились крупные желтые оводы. Такой прокалывает как шилом кожу сразу до крови. И откуда их столько родится? Ведь ежели они питаются кровью, сколько для них надо этой крови? Ее и взять негде. Может, они лосей кусают? Или зайцев?
Минька сорвал сухую былинку и поймал самого жирного овода. Проткнул былинку сквозь полосатое брюхо и отпустил. Овод загудел, как вертолет, тяжело полетел прочь вместе с грузом. Долго его было видно в воздухе.
Вот и лес. Стало душно, к оводам присоединились мухи и комары. Дорога раздвоилась, но Минька знал, куда идти. Сколько раз ходил с матерью на покос до самой реки! Так ведь то с матерью…
Он пошел тише и осторожней, лес, он лес и есть. Высокие сосны шумели над головой. Солнце скрылось за облаком, ветер сильней прошумел вокруг. Миньке стало невесело, и он начал вспоминать веселые случаи из своей жизни. Как назло, все они вылетели из головы!
Минька положил уду. Потрогал в кармане спичечный коробок с червями и подтянул штаны. Огляделся. Где-то около вон той мохнатой елки скрывается вторая отворотка к реке. Потом должна быть моховая низинка. Дальше, на горке, будет большая березина с гнилым дуплом. А что за горушкой?
Дорога заросла малиной, крапивой и кустами крушины. Чтобы не заблудиться на обратном пути, Минька изредка заламывал ветки. Он вышел на прибрежную полянку, как раз к старому, давно не действующему дегтярному заводу. Ну какой это завод? Не завод, а обычный сарай с тесовой прогнившей крышей.
Минька, остерегаясь крапивы, обошел его кругом, потрогал незапертый замок на воротах и не стал заходить внутрь. Он спешил к речке: а вдруг клюет самая крупная рыба?
Речка синела рядом, за кустиками. Минька, не долго думая, размотал удочку. Нашел у омута сухое место, вытащил червяка и торопливо начал насаживать. Червяк оказался такой толстый, изворотливый, что Минька еле с ним справился. Нет ничего противнее насаживать червяка на крючок! Минька установил запуск, поплевал на червяка и забросил. Но поплавок не вставал на попа. Запуск, что ли, велик? Или на корягу закинул. Минька сделал запуск поменьше, закинул и стал ждать.
На другом берегу, совсем рядом, закуковала кукушка. Комары кусались теперь редко, но уж больно чесалась от них кожа. А поплавок словно уснул. Течением то и дело его сносило, Минька перекидывал удочку и от нечего делать начал дремать.
Говорили, что в этом месте давно когда-то утонул хозяин дегтярного завода, немой Григорий. Он будто бы ночью ловил тут рыбу, и его утянула на дно голубая русалка. Будто бы его искали три дня, а когда вытащили из воды, то в волосах нашли маленький золотой гребешок. Немого Григория и похоронили около этого омута. «Все, наверно, врут!» – подумал Минька и съежился.
Позади как будто послышался шорох. Кто-то двигался ближе и ближе. Минька замер, мураши побежали по его спине. Вдруг сзади кто-то глубоко и сильно вздохнул. «Фу, зараза, – выругался Минька. – Вот морда-то!» Краснопестрая Клювихина корова стояла в пяти шагах и большими круглыми глазами глядела на Миньку.
– Кыш! Чего надо?
У него отлегло от сердца. Стало опять спокойно, как будто ты не в лесу, а в деревне. Корова шумно принялась за траву. Она мотала головой и хвостом, держа оборону от комаров, мух, оводов. Другие коровы тоже бродили по лесу.
– Стасик! – закричал Минька, наставляя ладони рупором. – Ста-а-сик!
Минька прислушался. Только лес шумел да глухо звякали коровьи колокола. «Эх, будет ему теперь взбучка! – подумалось Миньке. – Прозевал коров-то. А если медведь?»
Подумав про медведя, Минька начал сматывать удочку. Куда бежать, если медведь выскочит? Минька читал в одном рассказе, что надо лечь на землю и притвориться мертвым, он понюхает и уйдет. Минька представил, как медведь его нюхает, и побежал к дегтярному заводу. Он и сам не заметил, как побежал, даже удочку оставил у омута. Очнулся у ворот и перевел дух.
Замок совсем заржавел. Минька еле вытащил его из пробоев. Толкнул дверь и забыл про медведя, в лицо пахнуло холодом и запахом плесени.
Сарай, где гнали когда-то деготь, был черный от сажи, углы затянуло паутиной. Большая печь с тремя топками осела набок. Вдоль каждой топки имелась еще круглая глиняная труба. Минька знал, что эти большие длинные трубы назывались кубами. В них плотно закладывалась береста, затем конец трубы закрывался круглой крышкой, и щели наглухо замазывались глиной. Внизу, в топках, разводили огонь. Береста в кубах нагревалась, из нее тек деготь. Минька залез в темноту позади этой большой печи и обнаружил железные трубки, которые выходили из кубов. Все три трубки были вставлены в одну большую, уже в деревянную. По ней-то деготь и стекал в черную бочку, врытую в землю. В бочке ничего не было, кроме всякого хлама.
Маленькое оконышко, сделанное в стене, совсем не светило. Минька сходил на улицу, нарвал травы и протер стекло. В сарае сразу стало светлее. Минька увидел большие веревочные весы, привязанные к балке, две железные гири и круглые камни. Он долго не мог понять, для чего нужны эти камни. Догадался: железных гирь не хватало, вот и использовали вместо гирь камни. Он потрогал одну гирю – она даже не шевельнулась. «Ничего себе! – Минька подошел с другой стороны. – Сколько же весу в ней?»
Но в углу лежала большая куча бересты. Тяжелые толстые пластушины были сложены плотной стопой. Дедушка Селя, который был последним дегтярем, видимо, не успел выгнать из них деготь, завод закрыли, а сам он ослеп на один глаз. Минька тоже прищурил один глаз и оглядел остальные места. В том конце виднелись деревянные нары, что-то вроде кровати. А чуть поближе имелся стол и стояла тренога. На деревянном штыре висел какой-то балахон, на полу валялось много дров, да на полках Минька обнаружил коптилку, пустой котелок, четыре погнутых железных гвоздя и рваное решето.
Завод был совершенно заброшен.
«Вот бы здесь переночевать… – подумал Минька и пошел проверять дверной крючок. – Только хлеба с собой нету…» И Минька вспомнил, что ему давно уже хочется есть.
3
(Встреча. Лесной дом. Уборка. Опять проштрафились!)
Стасик искал своих коров по всему лесу, и слезы текли у него по щекам. Он в отчаянии бежал по дорожке, то и дело останавливался, чтобы послушать. Но нигде не было слышно колоколов.
Лес затихал под вечер.
Стасик, не помня себя, опять побежал. Запнулся, упал и больно ушибся о корневище. Он уже хотел зареветь, как вдруг увидел на тропке Миньку.
– Минька!
– Стасик!
– Беги сюда, чего-то скажу! – заорал Минька.
Стасик бегом бросился к другу.
– Ты чего своих коров распустил? – строго спросил Минька. – Бродят где попало.
– Они сами, – виновато сказал Стасик. – А ты, Миня, удить ходил?
– Никто не клюет. – Минька пришлепнул на щеке сразу трех комаров. – Пойдем завод поглядим.
– Пойдем! – обрадовался Стасик. – А я тебе гнездо потом покажу. Я гнездо нашел в поле. Только старое… Не живут.
Минька снова открыл ворота дегтярного завода. Он решил взвесить Стасика на старых весах, но из этого ничего не вышло. Они вместе с трудом закатили на весы большую железную гирю. Она оказалась тяжелей Стасика.
– Давай хоть печку затопим, – предложил Минька, но из этого тоже ничего не вышло. Спичек не оказалось.
– Надо бы увеличительное стекло взять, – сказал Стасик.
Ребята наломали по большому березовому венику, сложили дрова и начали подметать земляной пол. Подняли столько пыли, что Минька чихнул. Стасик тоже хотел чихнуть, но у него почему-то не стало чихаться. Минька сбегал с котелком на омут, принес воды для мытья мебели. Заодно прихватил и оставленную там удочку. Доски стола и тренога были все изрезаны и покрыты буквами. «ЕВМ», – прочитал Стасик и догадался:
– Евлаха! Это он навырезывал.
– Гляди, гляди, и на дверях!
На дверях тоже красовалась фамилия тракториста.
– Двери открой! – приказал Минька. – Чтобы светлей и чтобы изба сохла. А рубахи снимем. Вон тут сколько сажи!
Минька и Стасик скинули рубашки и майки, снова принялись за работу. Обмели со стен паутину, вымыли стол и треногу. По очереди несколько раз бегали за водой на омут.
– Всё! – сказал наконец Минька и сел на треногу.
Он положил нога на ногу. Стасик уселся за стол на скамейке, тоже нога на ногу. Оба были очень довольны и сидели как дома.
И правда, в сарае стало чище и даже как-то уютнее.
– Только есть очень хочется, – уныло сказал Стасик.
Минька встал. Он полез за печь, в темноту, и долго там пыхтел, что-то соображая.
– Знаешь что… – Минька вылез на свет. – Никому не скажешь?
– Побожись!
Стасик набрал побольше воздуху, выпучил глаза и быстро проговорил:
– На поле-поляне, на высоком кургане огонь пышет, никто не слышит, слово-олово, честное пионерское, шилды-ковылды, пачики, мясные колачики, до неба пылает, никто не узнает!
– Сделаем тут наш дом! – тихо произнес Минька и оглянулся.
– Топор принесем, – шепотом сказал Стасик.
– Соли и спичек.
– Соль-лизунец в поле.
– А Хомутова возьмем?
– Возьмем. Только пусть побожится, что никому не скажет.
Ребята замолчали.
– Минь… – проговорил Стасик. – А ночевать? Тоже тут?
Минька ничего не ответил. Он думал, старательно наморщив лоб. Солнце садилось. Оно било теперь прямо в раскрытые двери, освещая черную заднюю стену.
– Минь… – Стасик вдруг побелел. – А коровы-то…
– Ну и что? – сказал Минька, но про себя подумал: «Теперь обоим беда. Попадет. Наверное, уже взбучку назначили».
– Сразу тебе и реветь.
– Да… – хныкал Стасик. – Тебе что, коров-то не ты… Я пастух-то…
– Бежим! Только ворота запрем.
Они закрыли ворота, воткнули в пробой замок и побежали через лес что было сил.
– Стой, Стасик, не туда. – Минька остановился. Оба перевели дух.
– Туда, Миня, туда.
Оба прислушались, но коров нигде не было.
– Эта дорога домой?
– И эта домой.
– Значит, обе туда.
Солнышко село, стало прохладно. Комары закусались еще сильней. Мальчики уже не могли бежать, когда впереди показалось поле и крыши домов. Около огородов оба пригнулись и начали тихо подбираться к деревне. Последние метры ползли по-пластунски: Минька впереди, Стасик сзади. Наконец они притихли в траве за старым колодцем.
Посреди деревни шумела Хомутовская бабка. Коров нигде не было, наверно, их уже загнали по дворам.
Ох и ругалась же эта Клювиха! Она стояла на середине улицы и махала руками, как ворона. Потому что коровы-то остались голодные. По словам бабки, выходило, что они, подняв свои хвосты, чуть ли не до обеда присвистали в деревню. Потом забились в заброшенную конюшню и все до одной простояли до вечера, остались не евши. И вот Клювиха честила Стасика почем зря, а заодно и бригадира. Потому что Стасик был сын бригадира.
– Пять ведь классов окончил! Пять! – кричала бабка про Стасика. – В пионеры записан. Весь день простояли коровушки. Много ли надоят после такой пастьбы?
– Стой, не вылазь! – прошептал Минька, дергая Стасика за рукав.
Они лежали в траве, слушали. Вскоре подошли мать Стасика, соседка Лиля и мать Миньки. Они тоже начали обсуждать происшествие.
– Он где сам-то?
– И моего нету, – сказала мать Миньки.
Василий Белов по праву считается одним из основоположников «деревенской прозы». Через все творчество писателя проходит красной нитью тема Малой Родины, из которой рождается, растает и обретает величие наша необъятная Родина - Великая Россия.
“Здесь и начинается для нас большая Родина. Да, человек счастлив, пока у него есть Родина. Как бы ни сурова, ни ласкова была она со своим сыном, нам никогда от нее не отречься”- говорил писатель устами одного из своих героев повести “Привычное дело”. Именно эта повесть принесла широчайшую известность Белову после публикации её в петрозаводском журнале “Север” (1966).
Вырос Василий в одной из вологодских деревень, после окончания деревенской школы освоил несколько профессий, работая в родном колхозе. Первые шаги на литературном поприще начал делать после возвращения из армии, печатаясь в местных газетах. Окончив в 1864 году Московский Литературный институт им. А. М. Горького, вернулся в родной край. Здесь и раскрылся богатейший писательский талант Василия Белова.
Повесть «Привычное дело» вызвала единодушное восхищение критиков и читателей чудесным языком писателя, строгими повествовательными формами, а так же тонкой передачей крестьянской психологии и философии жизни. Подобную оценку получили и «Плотницкие рассказы» (1968).
Вызывают интерес и драматургические работы писателя. Одна из них пьеса «Над светлой водой» (1973), которая поднимает проблему исчезновения старых деревень и разрушения крестьянских хозяйств. Эта тема так актуальна в наше время, когда появилось стремление возрождать отмирающие хозяйства и заинтересовывать молодежь работой на селе.
Очень важную историко-художественную ценность несет книга “Лад. Очерки о народной эстетике” (1982), которая описывает особенности быта крестьян на Севере России. С тонким пониманием и любовью раскрывает писатель красоту традиций быта и труда народа, существующих в гармонии с природой. Год публикации книги совпал с присуждением Белову Государственной премии СССР.
На протяжении жизни Белов открыто отстаивал свои патриотические взгляды и активно участвовал в общественной деятельности. Так в СССР (1989-91) он избирался народным депутатом, а на родине, в деревне Тимонихе восстановил собственными усилиями старую разрушенную церковь. Круг общения писателя был очень широк: художники, композиторы, поэты и писатели, многие из которых стали стали впоследствии его друзьями и единомышленниками. Так давняя дружба, ещё с институтской скамьи, связывала Белова с Василием Шукшиным. Друзья часто общались, как в столице, так и на Вологодчине. В дружеских беседах Шукшин не раз получал от писателя выговор, что растрачивает свой талант литератора в киноискусстве.
Сейчас Василий Белов живет в городе Вологде. Он является членом Союза писателей России, а так же долгое время активно печатался в журнале «Наш современник».